Не родись красивой

Арсений выпихивается из автобуса с чувством, будто его всю дорогу избивали мешками с цементом. В целом поездка в общественном транспорте тем и является, так что он лишь вздыхает заправляет за ухо выбившуюся из косички прядь и идет к зданию бизнес-центра.

Тот возвышается огромной махиной из стекла и бетона, отражая солнце всей своей поверхностью. Смотреть на него больно, так что Арсений опускает голову — и еле успевает поймать упавшие с носа очки. Из-за этого, правда, ему приходится выпустить из руки портфель, который тут же кирпичом падает на пыльный асфальт.

Определенно, сегодня не его день. Не то чтобы хоть какой-то день был его — Арсению вообще не везет безоговорочно и катастрофически — но сегодня удача повернулась к нему совсем уж неприятным местом. Вдобавок еще и щеки изнутри дико саднит: во сне он как-то неудачно улегся на подушку и в итоге расцарапал брекетами весь рот.

Внезапно небо трескается молнией, а после клубится тучами, словно дымом, и начинается моросящий дождь. Арсений готов поклясться, что погода изменилась секунды за три и именно в тот момент, когда он вышел из автобуса! Победитель по жизни — это не достижение, это призвание и врожденный талант.

Пока он добирается до ресепшена на первом этаже, то промокает насквозь — трусики девочек на концерте группы Звери в конце нулевых не были такими мокрыми, как костюм Арсения. Этот костюм и в сухом-то виде не выглядит произведением искусства, а в мокром, если судить по отражению в огромном зеркале в половину стены, и вовсе кажется половой тряпкой. Арсений снимает очки, бессмысленно протирает их мокрой полой пиджака и надевает снова, потому что без них он всё равно не может различить ничего дальше своей вытянутой руки.

— Добрый день, — здоровается Арсений с девушкой за стойкой. Даже через влажное и запотевшее стекло очков видно ее внушительное декольте и не менее внушительные ногти, которыми при желании легко снять скальп с человека.

— Добрый день, — куда более вяло отвечает она, окидывая его презрительным взглядом — за свою жизнь Арсений уже выучил это выражение. — Вам что-то подсказать?

— У меня назначено собеседование на должность помощника в журнале "Фильтр".

Работать помощником в двадцать девять лет — это позор, но даже эта должность лучше уборщика или кассира в "Пятерочке" у дома. А если Арсений в ближайшее время не найдет работу, ему придется на заправке сосать хуи за хотдог, чтобы хоть не умереть с голоду. Хотя, возможно, умереть с голоду в его случае — это и не самый плохой вариант.

— Вы точно не ошиблись? — Анна — а на бейджике именно это имя, которое через высохшие стекла очков уже можно рассмотреть — смотрит на него, как на притаившуюся среди пирожных "Картошка" какашку. Фактически, разница небольшая: Арсений правда не выглядит как человек, чья мечта — работать в журнале о макияже.

Собственно, это и не его мечта. Косметика — последнее, что интересует его в этой жизни, не считая одежды, и он с большим бы удовольствием работал в издании о театре или хотя бы в юмористическом комиксе.

— Точно, я всё проверил.

— Секундочку, — пытается Анна мило улыбнуться, но выходит какой-то волчий оскал. Набрав что-то на стационарном телефоне, она негромко говорит в трубку: — Ира, ты ждешь кого-то на собеседование в секретари?.. А, да?.. Он уже здесь… Сама увидишь.

После окончания разговора она просит у Арсения паспорт, вносит данные в компьютер и выдает временный пропуск, а указаний не выдает никаких. Поэтому, пройдя через турникеты и оказавшись у лифтов, Арсений тупо встает и пялится на табло с цифрами под цокот каблуков по мраморным полам. Мимо него проходят красивые люди с какими-то папками и пакетами, не замечая его и иногда пихая то локтями, то плечами — на вопросы Арсения они никак не реагируют, будто он призрак. Почти Безголовый Ник, только не Ник и не почти, потому что головы у него нет совсем: ему же здесь явно не место, зачем приперся?

— Братан, помочь че? — слышит он хриплый голос где-то сзади и оборачивается — рядом стоит худой парень, покрытый татуировками от макушки до пяток. Ну, до открытых подворотами джинсов щиколоток точно.

— Да, — облегченно выдыхает Арсений, подходя к любимцу татуировщиков, — у меня собеседование на должность секретаря Егора Николаевича. Не могу понять, где эйчар-отдел.

— А, погнали, покажу. — Парень бесцеремонно берет его под руку и толкает в только что пришедший лифт, куда сразу напихивается куча народа. — Я Эд, кстати, — бормочет он Арсению в шею.

Из-за толпы их буквально втискивает друг в друга, от этого волнительно тянет в груди и потеют ладони, хотя они у Арсения вообще никогда не потеют. Эд жарко дышит ему в шею, упираясь ладонью в живот, и это еще сильнее смущает. Не то чтобы Эд в его вкусе, но когда последний раз тебя касались полгода назад, и то было мамино объятье, так или иначе отреагируешь.

— Че, подался в сучки хозяину? — без осуждения или издевки — кажется, у него просто такая манера речи — спрашивает Эд, нисколько не стесняясь окружающих людей. — Жопу ставлю, Ира щас охуеет.

— Кто это? — осторожно спрашивает Арсений, от нехватки места пытаясь вплавиться в зеркало. — И почему она..?

— Да секретутка булаткинская, ну, типа, бывшая. Ищет себе замену и сваливает на Мальдивы с хахалем, вот это жизнь.

Арсений косится на своего соседа сбоку — это полноватый, но очень ухоженный мужчина лет тридцати пяти. Смотрит он на Эда так, будто тот лично чем-то испортил ему жизнь, но он уже смирился.

— Понятно, — тихо отзывается Арсений. С каждый новой репликой его голос становится всё тише и тише, через пару предложений он вообще должен уйти в ноль.

— А охуеет, пушто ты ваще неформат, братан. Я прост тоже, так что мы похожи. Только ты, ну, будто из "Не родись красивой" вышел. Ха, или "Не просрись ебливой", во ржака, я бы такое посмотрел.

Арсений пытается повернуться и посмотреть на себя в зеркало, чтобы оценить масштабы катастрофы, но это невозможно чисто физически.

Даже после этих слов Эд всё равно вызывает симпатию — искренность Арсению нравится. Он сам знает, что выглядит не особо привлекательно, но и не стремился никогда в топ-модели. Просто его знакомые в выражениях обычно сглаживают углы — Эд же порет правду-матку. Последний раз правду о своей внешности Арсений слышал еще в школе, хотя там, конечно, было чересчур много правды. И очкариком его называли, и чмом, и сыной-корзиной, и кривозубкой — тогда еще брекетов не было.

Эд стоит слишком близко, в лифте чересчур жарко, температура воздуха как будто скакнула. На каждом следующей светящейся цифре на табло Арсений молится, чтобы это был нужным им этаж.

Когда лифт останавливается на семнадцатом этаже, Эд, вцепившись пальцами в плечо, буквально вытягивает его в коридор — не хватает только звучного "чпок", с которым пробка вылетает из бутылки шампанского.

— Фу бля, ебал я этот обед, все шлындают туда-сюда, — хрипит он, проводя пальцами по ежику волос. — Так, тебе к Ирке надо, она в кабинете семнадцать-десять.

— В тысяча семьсот десятом, получается?

— Ебать ты лаваш. Ну да, я так и сказал. Бывай, удачи там те, надеюсь, возьмут.

— Спасибо.

Эд подвигивает и идет куда-то вглубь коридора, а Арсений отступает от лифта, чтобы не быть сбитыми людьми, и смотрит на себя в зеркало. Не топ-модель по-американски, конечно, и костюм не мешало бы высушить, но и так пойдет. Перехватив портфель поудобнее, он отправляется искать нужный кабинет.

Двери всех кабинетов прозрачные, и Арсений любопытно заглядывает в каждую — жизнь в офисе кипит. Он видит длинноногих девушек, мечущихся из стороны в сторону, и накрашенных парней, и человека с какими-то шубами, а в одной комнате даже проходило что-то вроде съемки. Всё это кажется Арсению бредом: он не понимает, зачем уделять косметике столько внимания. Можно сделать один крем, напихать в него всё что нужно — и мазать на лицо, чтобы оно не иссохлось в труху. А всякие туши, тени и прочее — вообще ерунда, которая не стоит потраченного времени.

Нужный кабинет оказывается в конце коридора, и что-то неуловимо подсказывает, что где-то там, чуть дальше, сидит большой начальник. Арсений стучится и заглядывает внутрь: видимо, это приемная с диванами, чайными столиками и столом секретаря. Только самого секретаря, то есть секретарши, нет.

Он проходит внутрь комнаты, осматривается в этом храме бежевых и коричневых цветов, где ничего не напоминает о косметике, кроме рекламных разворотов на стенах. На них изображены девушки и парни, накрашенные совсем неадекватно: какие-то рисунки, линии огромные, кляксы — видимо, такое в макияже считается искусством.

С телефона вроде тоже удобно!